Иркутянка после гибели сына узнала, что его органы изъяли для трансплантации. Как действует "презумпция согласия"?

20 августа 2023 г. 9:56
© ГТРК «Иркутск» / Дарья Ткачук, Руслан Генаев, Евгений Шахов, Анатолий Кручинский

"Мой сын ушел из жизни насильственной смертью."

Лампадки на могиле Стаса Молчанова порой не успевают остывать. Цветы всегда свежие, тропинка ни разу не зарастала. Он был единственным ребенком Татьяны и вообще после сына у нее никого не осталось. Четыре с лишним года он покоится здесь, на Смоленском кладбище, а его убийца — недалеко — отбывает восьмилетний срок в Марковской колонии строгого режима.

"Эта гора — Стас с одной стороны, а он с другой. Страшно это."

Май 2019-го. Ночной клуб "Чердак". Конфликт, скорая. Станислава доставила в областную больницу с сильнейшей травмой головы.

Операция, реанимация, неутешительные прогнозы врачей. Смерть мозга наступила через несколько дней. Похороны. Судебный процесс по уголовному делу и еще один "удар" для Татьяны.

"Когда стали знакомиться с заключением, было три экспертизы от чего умер Стас и там было написано, что изъяты — органы."

Смириться с тем, что сын стал посмертным донором, женщина не смогла.

"Мой сын при жизни не мог высказать свое против."

В больнице Татьяне сообщили, что спрашивать ее разрешение на изъятие органов в этом случае по закону врачи не обязаны. Позже иркутянка обратилась в прокуратуру и Следственный комитет. Сотрудники организовали всестороннюю проверку, но в возбуждении уголовного дела отказали.

"По результатам проведенной дополнительной проверки старшим следователем вынесено постановление об отказе в возбуждении уголовного дела по основанию предусмотренному пунктом 2 части 1 статьи 24 УПК РФ в связи с отсутствием в действиях сотрудников ГБУЗ "ИОКБ" составов преступлений."

Правоохранители установили, что медики действовали полностью в соответствии с законом "О трансплантации органов и тканей человека". А также не нарушили пункт 47 статьи закона "Об основах охраны здоровья". Презумпция согласия — это понятие далеко не всем известно. Но с 92-го года оно распространяется на всех россиян. То есть каждый человек по умолчанию согласен на изъятие своих органов после смерти. Трансплантацию нельзя проводить только в тех случаях, когда гражданин при жизни это запретил или же близкие родственники умершего выразили несогласие. Однако такой отказ должен быть ярковыражен. Либо письменно, либо при свидетелях. Врачи о таком убитых горем родственников сами не спрашивают. Татьяна Молчанова об этом не знала. Накануне смерти сына она лишь проронила фразу.

"Фраза "не отключать, не трогать". Эксперт лингвист-филолог видит, что я сделала запрет на любые действия без своего согласия врачам. То есть я это успела сделать, но для возбуждения уголовного дела это не является документом. Как объясняют, что врачи не лингвисты, не филологи. Таких фраз они не понимают в реанимации", — говорит жительница Иркутска Татьяна Молчанова.

Иркутская областная больница. Первую трансплантацию здесь провели 20 лет назад. И за все эти годы благодаря донорским органам второй шанс на жизнь появился у десятков людей.

Вот, к примеру, этот мужчина, мог не встретить Новый год со своей семьей. Но пересаженная ему печень иркутскими трансплантологами продлила его годы. Сейчас больным на грани жизни и смерти в Прибайкалье необходимо делать порядка 30 трансплантаций печени в год. А в листе ожидания на пересадку почки постоянно находятся не менее 55 человек. Сама трансплантация хоть и остается одной из самых высокотехнологичных операций, но врачи уже ее хорошо освоили. Пересадить орган от одного к другому — не главная проблема. Многие реципиенты не доживают до этой операции из-за дефицита донорских органов.

"Как говорит Сергей Владимирович Готье — главный трансплантолог страны — орган человеческий это национальный ресурс, как золото, как драгоценные камни, как нефть. Это национальный ресурс и он должен быть эффективно использован. И мы должны построить такую систему, которая направлена на то, чтобы максимально этот вопрос развивался. И мы должны стремиться к тому, чтобы максимально обеспечить всех нуждающихся в этом виде помощи. А их, поверьте, их много. Их десятки тысяч этих пациентов. Чтобы мы могли полностью обеспечить всех наших жителей этой помощью. Как это сделать? Только за счет посмертного донорства — только за счет этого", — говорит главный внештатный трансплантолог министерства здравоохранения Иркутской области Александр Новожилов.

И как раз презумпция согласия на сегодняшний день — это единственный путь, который позволяет обеспечить лечение серьезных заболеваний по средствам трансплантации, говорит Александр Новожилов. А вот критерии потенциальных доноров врачи исследуют досконально.

"Как правило речь идет о пациентах с тяжелым повреждением головного мозга различного генеза — либо, это чаще всего, нарушение мозгового кровообращения, либо травмы. Пациент, у которого есть серьезные угнетения сознания до комы — 3, имеется ИВЛ — и вот такой пациент может рассматриваться в качестве возможного донора", — говорит главный внештатный трансплантолог министерства здравоохранения Иркутской области Александр Новожилов.

Естественно, сами органы должны быть здоровы. Но стать реальным донором человек сможет только после констатации смерти его головного мозга. На это у врачей тоже есть закрепленный законом регламент. Погибая, один человек может унести свои органы с собой или спасти, как минимум пять других жизней. Остается лишь вопрос мнений. Татьяна Молчанова считает, что у человека должна быть возможность зафиксировать свою волю.

"Я поняла, что нужен реестр, база данных, как угодно это можно назвать, но житель нашей страны всей территории имеет право выразить свое согласие или несогласие. Я не против донорства, но оно должно быть как-то урегулировано", — говорит жительница Иркутска Татьяна Молчанова.

Иркутская областная больница сегодня единственная медорганизация в регионе, которая в полной мере выполняет трансплантацию. И с прошлого года там появился журнал, в котором люди могут отразить свою позицию. И посмертную волю там выразили уже более 20-ти человек.

"Любой гражданин РФ, проживающий на территории Иркутской области, может обратиться в нашу медицинскую организацию, в областную больницу. Пришел человек с улицы — я против, я не хочу, чтобы после смерти мои органы изъяли для трансплантации. Я такой-то такой-то я возражаю", — говорит главный внештатный трансплантолог министерства здравоохранения Иркутской области Александр Новожилов.

Но действовать, закрепленное здесь несогласие, будет только на территории Иркутской области. Трансплантационные центры есть еще в 33 регионах страны. Татьяна Молчанова в попытках разобраться в деталях регулирования закона в части посмертного донорства обращалась во множество инстанций. И в Госдуму, и к уполномоченному по правам человека.

"Сегодня действительно существует правовая проблема. Проблема в том, что право человека выразить свою волю на запрет трансплантации своих органов он есть и законодательно прописан. Другое дело, нет детально обозначенного механизма правового, который позволял бы эту волю учитывать, если человек хочет это сделать при жизни", — говорит уполномоченный по правам человека в Иркутской области Светлана Семенова.

Речь идет о едином информационном ресурсе, где бы человек смог оставить свое волеизъявление. Светлана Семенова говорит, что этот вопрос сейчас обсуждается на федеральном уровне.

"С правовой точки зрения, федеральный регистр, на мой взгляд, он должен существовать, как некий механизм, позволяющий учитывать категорию тех лиц, которые хотели бы, чтобы их посмертная воля была учтена. Они на это имеют право. Если мы говорим о собственной позиции любого человека, то я, например, не хочу, чтобы мои родственники принимали подобные решения. Я считаю, что это должна быть моя воля. И я лично решила, если мои органы помогут другому чселовеку — то почему нет? Это лично моя позиция", — говорит уполномоченный по правам человека в Иркутской области Светлана Семенова.

В мае 2019-го убийца лишил жизни 28-летнего Станислава Молчанова, его личная воля была неизвестна, но этот мужчина посмертно смог продлить годы другим.

"Я осознанно родила здорового ребенка, я носила под сердцем, я выкормила грудью, это мое. И потом это вдруг находится в чужих людях. Трансплантация, донорство — либо человек внутренне готов и может, либо семья не может принять. Ну по-разному же. Мы же все разные люди. Вот у меня такое, что — я не могу", — говорит жительница Иркутска Татьяна Молчанова.